Сторонники точки зрения «пропал калабуховский дом» могут смело пропустить: сейчас я буду выступать адвокатессой Дом Герлен вообще и Thierry Wasser в частности.
Столетие L’Heure Bleue это действительно событие.
И я считаю, что отпраздновано это достойно.
И не только роскошным синим флаконом-баккара (а это истинное произведение искусства). И не только элегантным деревянным кофром с вариациями, которые сделаны со всем изяществом (Вассёр бережно обошелся с классической формулой и ничего не испортил).
И, наконец, L’Heure de Nuit – те, кто не может «отпраздновать» ни за полмиллиона, ни за полторы сотни тыщ, все же не остались чужими на этом празднике парфюмерии.
L’Heure de Nuit – наследник по прямой благородного L’Heure Bleue.
То же аристократичное звучание, та же сдержанная женственность.
Чуть-чуть прозрачней. Чуть-чуть нежнее. Чуть-чуть легче.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнию твоей.
В ночи цвели гелиотропы – ничего миндально-цианидного, нежный аромат цветка, чуть печальный, бесконечно прекрасный.
Нет-нет – сначала был всплеск флердоранжа. Густой флердоранж с еле уловимым привкусом цитрусов – розовое облако с мерцающими золотыми искрами.
Облако тает.
И вот тут начинает звучать гелиотроп.
И расцветает вечная герленовская триада – жасмин, роза, иланг. Это только фон для цветения гелиотропа. Но этот фон настолько прекрасен, что вопреки всему веришь – Guerlain вечен, все пройдет, слетит шелуха невнятностей на потребу толпе, и будет жить прекрасный дом прекрасных парфюмов.
И все же главное – ирисы.
Эта изумительная фиалковая пудра, которая звучит от первого до последнего вдоха. Изумительная фиалковая пудра, окутывающая сумеречным лиловым облаком ночные цветы.
Печальная фиалковая пудра невозвратного.
Сандал и мускус. И фиалковая пудра до последнего вдоха. До конца всего.