О-о-о-о! ароматы Герлена — смерть моя! Гибель души и кошелька!
… быть в аду нам, сестры пылкие, пить нам адскую смолу… Восточные сады, восточные шелка… Ах, Жак Герлен — великий соблазнитель .
Начинается все с легкого облака цитрусов. Но это не безтелесная цитрусовость унисексов последнего десятилетия. Эти бергамоты, лимоны, мандарины щедры и женственны, сочны и роскошны. … невыносимо горят на синем твои прощальные апельсины… апельсинов нет, но настроение есть — невыносимо, невыносимо прекрасно. Приэтом цитрусововсть не становится пронзительно свежей — она мягко приглушена теплыми древесными нотами, и она чуть ощутимо уже пахнет розами. Теми прекрасными Герленовскими розами, которые зацветут в полную силу после нескольких минут жизни аромата на коже. Но розы тут не одиноки — то, что вошло в легенды парфюмерии как «герлинад»: мощный. яркий, женственный аккорд роз, жасминов и ирисов. Никаких намеков и полутонов. Роза это роза, июльская чувственная, полная жизни, среди других таких же — цвести сегодня, завтра умереть. Жасмин — ветви кустов ломаются под тяжестью цветов, есть только сегодня. Ирисы почти лишены своей отстраненной элегантности — здесь это источник для зелий Лукреции Борджиа, это составляющая ведьминских напитков. Но день проходит, сгущаются сумерки — розы тихо умирают, жасмин звучит все настойчивей. К его аромату подмешивается горьковатый, дымно-смолистый, ночной, терпкий, теплый, зовущий запах пачули. Все тише и беспомощней запах цветов. К аромату пачули подмешивается ветивер — древесные ноты с оттенком земли и дыма. Все громче чувственность амбры и смолистая ванильность перуанского бальзама.
День умер. Я любила тебя сегодня навсегда. Но сегодня кончилось. Завтра будет новый день. И новая любовь. А от старой остался только флакончик Шалимара, брошенный на темно-синее шелковое покрывало, синее, как ночь…