Я очень долго себя уговаривала, что без Николаевских «сублимов» я как-нибудь обойдусь. Уговариваться мне удавалось. До сегодняшнего вечера. Я обнаружила у себя два пробника и была столь неосторожна, что сунула в них нос.Знаете, я ненавижу эту женщину. Дадададада. Потому что с человеческими людьми так поступать нельзя. Нельзя создавать настолько прекрасное. А со мной – тем более нельзя. Мне теперь — что? До следующего года вообще ничего не нюхать? Потому что после «сублимов» остальное покажется убогими линялыми тряпками.
Причем, вот это все – точно по другую сторону слов.
Можно дышать и хватать ртом воздух, задыхаясь от восторга, и от того же восторга пучить глаза.
А слова умные не находятся и в умные фразы не складываются.
Что тут рассказывать? Про полынные розы, в которых сплелись нежность и горечь, майское дыхание розария с самыми первыми распускающимися бутонами центифолии и июньская степь, в которой ветер носит запахи полыни и ковыля, про это? Ну, специи-смолы-ладаны. А про запах не расскажешь.
Как рассказать про эту завораживающую горечь совершенно непристойного мускуса? Или как рассказать про дымную горечь сгорающей листвы на московских бульварах в какую-то осень лет много назад? Или есть слова, чтобы передать горький аромат последнего прощального поцелуя?
Ненавижу.
Да.