Slumberhouse — Ore

Упоительная горечь.
Оно вступает сразу – мощно, лавинообразно. И вываливает на нас все и сразу.
И потом – уже почти и не меняется на коже.
Это страстная полифония. Это воспевание горечи.
Действительно ощущение, что пирамиды нет. На нос обрушивается все сразу.
Но в разные моменты жизни парфюма коже что-то звучит ярче, а что-то уходит на второй план. Парфюм мерцает и переливается, оставаясь ярким и громким.
Мощным он остается – это его главная характеристика.
Когда продышишься после первого шока, начинаешь различать в звучании оттенки горьких апельсинов и нероли. Нероли тут звучит странно – дымная горечь, нероли, замешанные на ветивере.
Нероли и бигарады тонут в горьком шоколаде. Они остаются – где-то очень глубоко, периодически напоминая о себе.
То же потом произойдет и с шоколадом – пришел и почти уйдет, и будет возвращаться.
Очень правильный шоколад – черный, горький, с кайенским перцем. Не лакомство – горькое лекарство.
И тут понимаешь – шоколад не с перцем, а с бальзамом. Привкус шоколада у перуанского бальзама. Привкус шоколада у бензоина.
И – крещендо травы. Сквозь густые бальзамы – ошеломляющий напор запахов эстрагона, шалфея, полыни.
И все вышесказанное живет на коже целую вечность. В разных вариациях. Подчиняясь только ему одному ведомым законам. И подозреваю, что каждый раз при нанесении аромата эти законы будут цинично меняться.
Ах, да… Дерево…
Древесные запахи тоже от начала и до конца. В основном – гуаяк. А еще кашмеран. И сандал. И кедр. И еще что-то. И все это очень горькое, как будто дерево вымачивали в спиртовой настойке полыни.
Невероятная вещь.
Посильней, чем Фауст Гёте.