Guerlain — L`Heure Bleue

Еще один «грустный» герленовский аромат.
Аромат-воспоминание.
Все давно умерло. Но однажды в час голубых сумерек, когда пронзительней пахнут цветы, когда все так неясно и призрачно, оно возвращается. Голубые сумерки, час неясных теней и оживающих призраков. Об этом не надо думать. Но все тот же бергамот — грустный чуть пряный, горький, дымный бергамот, приправленный теплым и пряным анисом. Тепло и холод. Сожаление о том, что не сложилось, и благодарность за то, что было. Аромат окутывает и зовет за собой.
Длятся сумерки, оживают призраки. И опять оживает умирающая роза последней встречи. Дымная умирающая роза. Она все так же умирает и спустя много лет, но запах теплеет, становится слаще и пьянит, кружит голову воспоминаниями. Ее аромат начинает сплетаться с теплым дурманным запахом туберозы – помнишь, помнишь, помнишь… все гуще и гуще этот аромат, все тяжелей, все дурманней. И гвоздика вступает – пронзительный и тяжелый запах белых гвоздик. Этот грустный буке памяти о том, что не вернешь, становится почти невыносим. И горечь флердоранжа – кульминация. И тут в этом странном и страшном букете начинают звучать нероли – и эта нежная, тонкая, прохладная и светлая нота разгоняет дурман наваждений, все светлеет… Было… и хорошо, что было… И шелковистость фиалковых нот превращает это «было» в засушенный цветок среди листов старых писем… Было… только было… прошло… и стало нежностью голубых сумерек, грустной нежностью, печальной благодарносью за то, что было…
И нежность гелиотропа и пудровость ириса смягчают горечь, ласкают своей пудровостью, заволакивают своими голубыми сумеречными туманами прошлое. А потом тепло и сладость ванильно-бальзамных и древесных оттенков убаюкивает, ласкает, согревает…
Все будет хорошо…
Все еще будет хорошо в этих голубых сумерках…