И однажды я села в машину времени.
Нет-нет, я не сошла с ума и не стану вас кормить ненаучной фантастикой.
Просто я вошла в Дуглас и решила, что вон тот недешевый флакон я хочу сегодня, раз уж все равно могу купить его на пять процентов дешевле, чем обычно.
Флакон был сделан из дорогого тяжелого стекла, с гранями и матированными поверхностями, и удобно устраивался в руке, радуя своей тяжестью, формой, игрой гладких и шершавых поверхностей, четкостью граней.
Крышка тоже была стеклянная, она была примотана к горлышку флакона золотой ниткой, скрепленной печатью.
А потом флакон был вскрыт.
Я коснулась пробкой запястья…
Густой темный бергамот и алая роза.
Они жили и дышали.
К их дуэту постепенно присоединилась мелодия иланга.
Все было настолько совершенно, что продолжения не хотелось. А совсем наоборот – хотелось, чтоб именно так оно звучало до самого конца жизни аромата на коже.
Но бергамот стал стихать.
Роза и иланг стали дуэтом и их звучание было завораживающим.
Жасмин, гардения и нероли. Это трио не затмило розу и иланг, а красиво вплелось.
И все вместе…
Это мучительно красиво.
Так не бывает теперь.
И вот при очередном вдохе я поняла то, что намекало чуть не с самого начала звучания аромата, дразнило, будоражило – это шипр.
Прекрасный волшебный цветочный шипр.
В волшебство вплелась мелодия ириса.
Сначала это был просто цветок, его партия нарастала в прекрасном крещендо…
И оборвалась – рассыпалась ирисовой пудрой на цветы.
И мелодия цветов стала приглушенней. Прекрасные припудренные цветы.
И все же шипр. Шипр из припудренных цветов.
Все тише цветы.
Все громче пачули и сандал.
Великолепный шлейф. Настоящий шипровый шлейф из раньшей жизни.
Так не бывает.
И так есть.
Настоящие духи в обычном Дугласе.
Потом я посмотрела в сети – это сделал Ги Робер.