Serge Lutens — L’Incendiaire

Я начну с пятиминутки сарказма.
Почитала я тут парф.блогеров из самых разных стран.
L’Incendiaire с его отсутствием «официальной пирамиды» и сплошным романтическим бла-бла-бла вместо нее, оказался прекрасной лакмусовой бумажкой. Я слишком ленива для досконального изучения вопроса и пробежала меньше десятка описалок. И потому сказать, кто у кого полечку перепирал – затрудняюсь. Но все и у всех прочитанных – одними и теми же словами, отличается большим или меньшим количеством рюшечек и томных вздохов.
Нет, я готова допустить, что все, кого я прочла, имеют совершенно одинаковую кожу и\или с блоттера воспринимают парфюмерные композиции совершенно одинаково.
Но ведь у всех одновременно случился приступ слепоты: на флаконе написано eau de parfum, а пишущие прочитали только последнее слово. Особенно в русскоязычных текстах это ярко прописано – духи и все тут, самые настоящие духи, именно такая концентрация.
Ну, да бог с ними. Блогерам блогерово, а мне мое, домохозяйское, без затей.
Да, запах горелого дерева проходит через всю композицию. С вариациями.
Поначалу действительно полная иллюзия вспыхнувшей спички, с этим характерным оттенком химичности. Потом этой спичкой поджигают цитрусовые корки. Корки сырые, горят плохо, брызжут влагой и эфирными маслами.
И в момент, когда цитрусы почти сгорели, звучание ненадолго смягчается – сочетание мягкой сладковатой древесности и намека на чернослив, фирменное лютансовско-шелдрейковское, как в колокольчиковой «буашной» серии. Сладость узнавания, почти ностальгия.
Мягкости хватает ненадолго. Горелое дерево возвращается, вместе с ним полыхают розарии. Горечь пачульная и сладость розового масла – почти «розочки-пачульки», только с немыслимым драматическим накалом. Горящий розарий накрывает ладанным дымом. В этом дыму смутно и почти неуловимо маячат жасмин и ирисы.
Запах дыма приобретает ветиверно-полынный оттенок Все сильней пачульная горечь.
И, достигнув некоего абсолюта горелой горечи, аромат начинает успокаиваться.
Самое интересное, что все это время огонь был холодным.
Да-да, звучание было определенно холодным.
И только когда огонь угас – запах начинает теплеть.
Горечь тонет уже совсем в другом ладане – тихом и теплом.
И горечь, согреваясь, тонет в сладости – мирры и бензоина.
И очень элегантный мускус – последним чихом огнетушителя.